Глава 16 Правонарушение и правопорядок

253

аргументировалось Рудольфом Штаммлером [114,11,167-177] и особенно Гансом Кельзеном, с удивительной последовательностью отстаивавшим нормативизм, или «чистое учение о праве», как высшую истину в юриспруденции.

Однако, если для Р. Штаммлера правовую основу составляют непосредственно нормы права, то для Г- Кельзена — их олицетворение в государстве, которое, в свою очередь, становится персонификацией правопорядка. Государство и право суть две стороны единого целого. Власть есть право. Право есть власть.

Для того, кто знаком с реальным механизмом осуществления правовых норм, ясно, что они никакой юридической основы общественной жизни не образуют. Будучи юридическими абстракциями, выраженными в различных текстах (в сводах законов, кодексах, судебных и административных решениях), они сами по себе ни на что не влияют, никаких последствий не порождают.

Реальной силой нормы права становятся тогда, когда воспроизводятся в субъективных правах и обязанностях и в этом качестве проникают в содержание правоотношений. Лишь здесь право начинает воздействовать на поступки людей, уполномочивая, разрешая или запрещая. Только в качестве субъектов правоотношения люди могут опираться на право как на действенную силу, влияющую как на них, так и на на тех людей, с которыми они юридически связаны. Следовательно, только в форме правоотношения оно должно служить основой, отправляясь от которой индивиды определяют свою социальную и юридическую судьбу.

Правопорядок образует правовую основу деятельности и индивидов, и их коллективов, и государства. И дело не только в том, что оно должно сообразовывать свои властные притязания с уже существующими и им самим изданными законами. Дело прежде всего в том, что государство и в своей правоприменительной, и в своей законодательной деятельности связано правом, и издаваемые им нормативные акты должны соответствовать его принципам.

Здесь мы сталкиваемся с тем, что англичанин А. В. Дайси называл властью права, противопоставляя ее «всякой правительственной системе, основанной на применении правительственными лицами широкой и произвольной принудительной

254

власти, в какой бы форме она ни выражалась» [30,213]. Впрочем впервые о ней заговорили гораздо раньше. Еще в 1610 году английская Палата Общин обращается к королю Якову I, подчеркивая, что «среди множества других условий счастья и свободы, которыми подданные Вашего Величества пользовались в этом королевстве при Ваших венценосных предшественниках ни одно они не считали более очевидным и ценным, нежели быть руководимыми и управляемыми по твердо установленным законам». При этом, комментирует А. Дайси, под законами здесь понималось обычное право.

Подобная связанность государства и всех видов его деятельности правом предполагает, что оно само выступает стороной правоотношения. Вне последнего конкретных субъективных прав и обязанностей не существует. Этот очевидный факт, насколько нам известно, до сих пор не был зафиксирован теорией, по-видимому потому, что пока никто не обозначил другую сторону правоотношения, участником которого является государство. Однако достаточно поставить такого рода вопрос, чтобы стал ясен ответ на него.

Второй стороной правоотношения, конкретизирующего права и обязанности государства, может быть только нация (народ) — верховный носитель государственного суверенитета. Данным давно известен и метод выражения воли нации как субъекта права. В современных условиях им является референдум, выборы и т.д.