Глава первая. Парадоксы

Каждый из них имеет свое разрешение. Первый можно объяснить извечным шараханьем русской культуры: увидев в рыхлой конфедерации причину своего закабаления, российское общество шарахнулось в другую крайность, избрав абсолютную монархию с предельной централизацией власти в руках монарха. История российского абсолютизма пронизана неустанной борьбой с любыми формами самостоятельности частей страны, неукротимым стремлением царей добиться беспрекословного подчинения их воле любого подданного и любой уголок своего государства. Медленно, но неуклонно шла борьба с городским самоуправлением, с низовыми формами «протодемократии».

Второй парадокс объясняется глубоким взаимоотчуждением власти государственной и земской. Как любили подчеркивать славянофилы, российская жизнь издревле руководствовалась принципом невмешательства государства и «обчества» в дела друг друга: подданные как бы заведомо устранялись от влияния на государственные решения, а государство взамен устранялось от регулирования частной жизни («не царское это дело»). В этих рамках государство вполне добродушно взирало на общественную активность, но только до тех пор, пока земство не покушалось на решения государственного толка. Можно возразить, что в переломные моменты российской истории решения принимали именно земские соборы. Однако это происходило только тогда, когда власть монарха просто отсутствовала (после Смуты, например,), или сама нуждалась в дополнительной легитимизации своих решений.

Географический парадокс

Россия, как самая большая страна в мире, просто не может существовать без федерализма, по крайней мере, сейчас. Так гласит теория. Ведь при таких гигантских размерах страны отдельные её части, казалось бы, неминуемо становятся самодостаточными, расходятся в интересах, различаются по укладу жизни.

Однако на деле Россия - страна на редкость монотонная по своей географии. Она не расчленена какими-либо горными системами, которые составляли бы существенную преграду для движения людей или товаров. Единственная крупная горная система - это Уральские горы, но они стары и потому сильно денудированы, то есть сглажены временем, и легко преодолимы для транспорта. Эта равнинность, это отсутствие ярких природных примет на протяжении тысяч километров приводили иностранных путешественников и в уныние, и в замешательство, им поневоле начинало казаться, что именно это и есть главная черта русской экологической ниши - да что там ниши, самого русского народа, с его поразительной однородностью и сильнейшим чувством единства. На этот счет есть огромная литература, как отечественная, так и зарубежная; знаменитое сочинение Н. А. Бердяева насчет власти пространства над русской душой, - может быть, одно из лучших, но вовсе не единственное сочинение на эту тему.

Единственными серьезными преградами для движения по русским равнинам можно счесть великие русские реки. Они почти везде имеют меридиональное простирание, с юга на север или с севера на юг, и тем самым текут как бы поперек исторической миграции русских с запада на восток. Однако реки эти издавна служили важнейшими транспортными осями и не столько тормозили миграцию, сколько помогали ей превратиться из тонкой широтной струйки в солидную полосу, развернутую в долготном направлении.

Монотонен и климат российской ойкумены. Разумеется, Поморье мало похоже на Кубань, это вполне очевидно, но где найти границу между этими «непохожестями»? Переходы на Русской равнине настолько плавны, что практически неразличимы. Если же двигаться в широтном направлении, то с трудом можно заметить хоть какие-нибудь существенные различия в экологической нише, вместившей российскую государственность.